Сирийская головоломка: что подрывает военные реформы, проводимые Россией (Carnegie Moscow Center, Россия)

8 февраля 2020 года силы, подконтрольные президенту Башару Асаду, захватили стратегически важный город Серакиб в северо-западной Сирии. Впоследствии сирийская оппозиция отбила город и близлежащие деревни, но силы режима захватили 20 других деревень и городов в провинции Идлиб и на западе провинции Хама, благодаря чему под контроль правительства перешло более четверти территории, ранее находившейся в руках повстанцев.

У сирийской армии и проправительственных ополченцев ушло больше года на то, чтобы продвинуться так далеко. Асад явно хотел избежать прямого военного столкновения с Турцией, которая, наряду с Россией, поддерживает режим деэскалации в Идлибе. Но трудности в ходе наступления, с которыми столкнулись верные правительству силы, были вызваны в том числе их несовершенной военной организацией.

Сирийская Арабская Армия (САА) до сих пор не преодолела многие свои хронические изъяны. Россия пытается повысить боеспособность САА и работает над улучшением системы командования и контроля, но политика режима Асада подрывает эти усилия. Это настоящая головная боль для российского руководства, которое уже почти пять лет не может преобразовать САА в достаточно эффективную и автономную военную силу, чтобы Россия смогла вывести свои войска из Сирии.

Москва оказывает военную помощь Дамаску непрерывно с 1954 года. В свое время она поставила значительную часть военной техники и оказала сильное влияние на доктрину и систему военной подготовки САА. Этому способствовали и устойчивые культурные и социальные контакты сирийских офицеров с Россией. Министерство обороны РФ, ставшее главным каналом общения с властями Сирии во время гражданской войны, знает о возможностях и недостатках САА больше, чем кто-либо другой за пределами Сирии.

С лета 2012 года Россия восполняла потери оружия САА, поставляла новое снаряжение и обеспечивала специализированную подготовку, а в сентябре 2015 года Россия напрямую вмешалась в конфликт, что заметно укрепило моральный дух САА. По данным, озвученным начальником Генерального штаба Вооруженных Сил РФ Валерием Герасимовым, к концу 2017 года российские военные советники — разведчики, артиллеристы, инженеры — присутствовали практически во всех частях САА, от дивизий до батальонов, и помогали «в планировании боевых операций и в обучении и подготовке к боевым действиям резервных соединений и воинских частей».

Министерство обороны РФ приняло ряд дополнительных краткосрочных мер, чтобы закрепить территориальные приобретения и военные успехи, которых Дамаску удалось добиться с 2015 года, укрепить верные правительству отряды ополчения и позволить России сократить свое прямое участие в войне. В 2015-2016 годах были созданы четвертый и пятый армейские корпуса — вероятно, с 2019 года формируется шестой корпус, а в России ведется подготовка командного состава. По данным сирийских оппозиционных СМИ, только в первой половине 2019 года 650 офицеров прошли соответствующие курсы.

По словам Герасимова, вся российская военная помощь — в том числе в виде усиленной подготовки личного состава на всех уровнях, обеспечения соблюдения внутренних норм и предписаний и возложения на офицеров ответственности за собственное поведение — оказывается в рамках «единой стратегии, единого плана, осуществление которого возложено на командный центр в Хмеймиме».

Пагубная слабость сирийской армии

Несмотря на усилия России, состояние САА оставляет желать лучшего. Боевой настрой и мотивация 24 тысяч младших офицеров, принятых на службу в последние годы, в лучшем случае остаются на среднем уровне. Сирийский режим все больше зависит от новобранцев-алавитов и от милитаризации алавитской общины в целом, однако им не хватает инициативности, а боеспособность крайне низка.

В ходе боевых действий подразделения САА редко сражались как единое целое — как правило, их разбивали на мелкие отряды, которые поддерживали верных правительству ополченцев тяжелыми вооружениями и профессиональными советами; более того, части САА редко проводили крупные наступательные операции.

Сражение за долину Аль-Габ на севере провинции Хама в октябре 2015 года показало, что Сирийская Арабская Армия не способна ни вести операции с участием разных родов войск, ни координировать воздушную и артиллерийскую поддержку без прямого участия российских советников и наводчиков. Те же проблемы стали причиной провала освобождения Пальмиры от ИГИЛ (организация, запрещенная в РФ. — Ред.) в 2017 году, а также наступления в провинции Хама в мае 2019 года, которым руководили российские военные.

Сирийская армия так и не сумела оправиться от тяжелых потерь в живой силе и технике. Она не располагает оперативным контролем над ополченцами, воюющими на стороне Асада, особенно над теми отрядами, которые находятся под управлением и на обеспечении Ирана, как, впрочем, и России, даже несмотря на то, что эти отряды формально интегрированы в структуру САА.

Есть свидетельства того, что Министерство обороны РФ уже думало о том, как будут выглядеть сирийские вооруженные силы после завершения конфликта (об этом говорится в материалах Алексея Хлебникова, Кирилла Семенова и Антона Лаврова). Создание в начале 2019 года Управления кадров САА можно расценивать как попытку выстроить внутри армии новую систему контроля, которая не будет зависеть от сирийского президента.

Российский подход к модернизации и перестройке САА основан на опыте реформы Вооруженных Сил РФ, начатой в 2008 году, которую Герасимов курировал с конца 2011 года. Тогда была закуплена новая военная техника и усовершенствованы тактика и организация войск; в рядах армии увеличилось число контрактников и сократилось количество призывников; было расширено использование беспилотных летательных аппаратов и других автоматизированных платформ для решения задач разведки и проведения ударных операций; улучшилось боевое управление и контроль на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях как благодаря сетецентрическому обмену информацией и передовым системам коммуникации между всеми родами вооруженных сил, так и за счет поощрения офицерской инициативы. Некоторые аспекты доктрины «войны нового поколения», разработанной Герасимовым, российская армия опробовала в Сирии, которая стала испытательным полигоном для обучения войск и внедрения инноваций.

У Сирийской армии не получается реализовать доктрину Герасимова не в последнюю очередь потому, что режим Асада не согласен с ключевым посылом России о том, что для достижения успехов на полях сражений САА должна иметь четкую институциональную структуру и не участвовать в политике, а это подразумевает и отказ от сектантства в армии. С точки зрения Дамаска, главная угроза для выживания режима носит внутренний характер, поэтому одной из наиболее очевидных мер, принятых властями, стало усиление личного контроля Асада над командной и управленческой структурой армии.

В марте — апреле 2019 года были заменены глава военной разведки и начальник штаба САА, в июне и августе того же года лишились должностей начальник разведки ВВС и глава так называемых «Сил тигра». Вновь созданное Управление кадров САА отправило в запас многих офицеров или перевело их в другие части и подразделения, а некоторые, как сообщают, были арестованы. Асад также использовал бывших офицеров САА для усиления контроля над вездесущими ведомствами безопасности и разведки: в конце 2018 года он назначил на должность министра внутренних дел своего сподвижника, который вскоре после этого привел в МВД из армии десятки старших офицеров.

В июне 2019 года Асад также заменил глав управления национальной безопасности, отдела уголовного розыска, отдела политической безопасности и внешней разведки. К июлю прошлого года режим перевел на другие должности еще 400 офицеров министерства внутренних дел, многие из которых были выходцами из рядов САА.

Дилемма политического контроля

Неясно, что означают эти шаги. Пытается ли Асад противодействовать российскому влиянию в САА? Или он намерен сотрудничать с русскими в области повышения ее боеспособности? Или стремится ограничить иранское влияние несколькими соединениями вроде 4-й бронетанковой дивизии, которой командует Махер Асад, брат президента?

Те же вопросы возникают, когда речь заходит об усилиях по восстановлению потрепанных в боях частей, о создании новых соединений вроде 30-й дивизии Республиканской гвардии в дополнение к уже упомянутому новому армейскому корпусу или о переименовании так называемых «Сил тигра», которые теперь стали 25-й дивизией специального назначения.

Перестройка САА и наращивание ее боевых возможностей представляются вполне разумными задачами, но в то же время, как это ни парадоксально, поддержка России и Ирана позволяет режиму сосредоточиться на усилении политического контроля.

Форс-мажорные обстоятельства во многом предопределяют действия Асада и его режима, которые по-прежнему уступают контроль над отрядами ополчения России и Ирану, мирятся с их вмешательством при выработке направления, места и темпа проведения боевых операций и в целом постоянно выступают в роли младшего партнера, тогда как операциями САА руководят русские. Иногда эти уступки бросаются в глаза, как это было в декабре 2017 года во время посещения Владимиром Путиным штаба командования в Хмеймиме или в ходе его визита в январе 2020 года, когда Путин провел военное совещание в присутствии Асада, а министр обороны Сирии смотрелся явно не у дел.

Несмотря на такое отношение со стороны российских официальных лиц, режим Асада почти ничего не делает для устранения тех вопиющих недостатков в САА, с которыми он мог бы справиться и сам. Речь идет о проблемах с коррупцией и самоуправством офицеров, о разнице в зарплатах и неприязненных отношениях между солдатами САА и ополченцами, а также о необходимости продвижения по службе компетентных командиров для того, чтобы поднять боевой дух измотанных в боях частей.

Без решения этих вопросов Дамаск вряд ли сможет поставить под контроль министерства обороны и генштаба САА ополченцев, как верных правительству, так и оппозиционных (в том числе Сирийские демократические силы, костяк которых составляют курды): и те и другие сравнимы по численности с САА или даже превосходят ее. А их демобилизация обернется еще большим беспределом в стране.

Перечисленные выше трудности — серьезная проблема для России. По сути, модернизация САА по российскому образцу предполагает не столько поставки техники или боевую подготовку; речь главным образом идет об устранении архаичных пережитков, на которых тем не менее держится режим Башара Асада.

К их числу относятся особенности проведения призыва, назначения на должности и повышения по службе; распространенное среди офицеров убеждение в том, что для продвижения по службе неформальные отношения важнее профессиональных навыков; манипуляции системой военного правосудия в угоду личным интересам; неадекватные размеры жалования и пенсий; фаворитизм и коррупция; недооценка сержантского состава и использование призыва в качестве инструмента социального контроля, принуждения и наказания. Эти факторы влияют на сплоченность и эффективность любой армии, но в сирийских условиях их вес особенно значим.

У России нет действенных рычагов для осуществления этих перемен. Кроме того, в южной и восточной Сирии она сталкивается с сопротивлением поддерживаемых Ираном отрядов. Поэтому Россия готова идти на компромиссы с режимом: она закрывала глаза на бизнес-операции 4-й бронетанковой дивизии под командованием Махера Асада, которые осуществлялись при поддержке президента через находящиеся под российским контролем порты Тартус и Латакия.

Судя по всему, для успешного преобразования сирийских вооруженных сил России требуются такие вложения в политический и материальный капитал, которые она вряд ли может себе позволить. В результате ее подход, скорее всего, будет таким же прагматичным и конъюнктурным, как и в дипломатической сфере: Москва будет предлагать то, что считает разумным и экономически целесообразным, но при этом будет довольствоваться меньшим там, где ее предпочтения и предложения вступают в противоречие с политикой асадовского режима.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.